Три фактора, благодаря которым украинцы громят армию РФ

Эллиот Акерман, писатель, бывший морской пехотинец и офицер разведки, бывший в пяти командировках в Ираке и Афганистане, объясняет причины, почему путинское наступление выдохлось и остановилось.

«Несколько дней назад во Львове, после раннего ужина (рестораны закрывались в 8 вечера из-за комендантского часа), я вошел в лифт своего отеля. Я болтал с коллегой, когда мужчина средних лет, одетый и экипированный как турист, просунул руку в закрывающуюся дверь. «Вы, ребята, американцы?» — спросил он. Я ответил, что да, и когда он потянулся к кнопке лифта, я не мог не заметить его грязные руки и полумесяцы грязи под ногтями. Я также заметил, что на его левой груди были выбиты орел, земной шар и якорь. «Вы морпех?» — спросил я. Он сказал, что был им, и я сказал, что тоже служил в морской пехоте.

Он представился (он попросил меня не называть его по имени, так что пусть будет Джед), и мы обменялись именами подразделений, в которых служили десять лет назад. Джед спросил, не знаю ли я, где можно выпить чашку кофе или хотя бы чаю. Он только что прибыл из Киева после 10-часового путешествия. Он устал и продрог, и всё было закрыто.

После недолгих уговоров ресторан вскипятил Джеду чайник воды и дал несколько пакетиков чая. Когда я пожелал ему спокойной ночи, он спросил, не хочу ли я тоже чаю. То, как он это предложил — как ребенок, умоляющий рассказать последнюю сказку перед сном, — убедило меня задержаться еще немного. Он хотел с кем-нибудь поговорить.

Сидя напротив меня в пустом ресторане, сгорбившись над столом и обхватив чашку чая ладонями, Джед объяснил, что с момента прибытия в Украину в конце февраля он сражался добровольцем вместе с десятками других иностранцев под Киевом. Последние три недели наложили на него отпечаток.

Когда я спросил, как он держится, он сказал, что бои были более напряженными, чем всё, что он видел в Афганистане.

Он казался противоречивым, как будто хотел рассказать об этом опыте, но так, чтобы не выказать эмоций. Вероятно, именно поэтому он начал обсуждать технические аспекты увиденного, подробно объясняя, как уступающие числом и вооружением украинские военные сражались с русскими до упора.
Javelin и NLAW vs. танки

Сначала Джед хотел обсудить противотанковое оружие, особенно американские Javelin и британские NLAW. Прошедший месяц боев показал, что баланс летальности от бронетехники сместился к противотанковому оружию. Даже самые современные системы брони, такие как российский боевой танк серии Т-90, оказались уязвимыми, их обугленные каркасы усеяли украинские дороги.

Когда я отметил, что воевал в Фаллудже в 2004 году, он сказал, что тактика морской пехоты при взятии этого города не сработает сегодня в Украине. В Фаллудже наша пехота работала в тесной координации с нашим лучшим танком M1A2 Abrams. Несколько раз я наблюдал, как наши танки получали прямые попадания из гранатометов (как правило, РПГ-7 старых поколений) и даже не притормаживали. Сегодня украинец, защищающий Киев или любой другой город, вооруженный Javelin или NLAW, уничтожил бы этот или аналогичный танк.

Если дорогостоящий боевой танк – архетипическая платформа армии (как в случае с Россией и НАТО), то архетипическая платформа военно-морского флота (особенно американского) — это сверхдорогой крупный авианосец. Подобно тому, как современные противотанковые средства переломили ход войны для численно уступающей украинской армии, противокорабельные ракеты последнего поколения (как берегового, так и морского базирования) могут в будущем изменить ход событий для, на первый взгляд, превосходящего флота. С 24 февраля украинские военные убедительно продемонстрировали превосходство антиплатформенного метода ведения войны. Или, как выразился Джед:

"В Афганистане я завидовал этим танкистам, застегнутым на все пуговицы этой брони. Теперь уже нет."

Российская военная доктрина не работает

Это привело Джеда к другой теме, которую он хотел обсудить: тактике и доктрине русских. Он сказал, что большую часть последних недель провел в окопах к северо-западу от Киева. «У русских нет воображения, — сказал он. — Они обстреливали наши позиции, атаковали большими группами, а когда их атаки терпели неудачу, просто повторяли всё заново. Тем временем украинцы совершали набеги на русские позиции небольшими группами ночь за ночью, изматывая их». Наблюдение Джеда перекликалось с моим разговором накануне с Андреем Загороднюком. После вторжения России на Донбасс в 2014 году Загороднюк курировал ряд реформ ВСУ (которые сейчас приносят свои плоды, главным из которых были изменения в военной доктрине Украины), а затем, с 2019 по 2020 год, занимал пост министра обороны.

Российская доктрина опирается на централизованное командование и управление, в то время как командование и управление в тактике миссии опирается на индивидуальную инициативу каждого солдата, от рядового до генерала — не только для понимания миссии, но и для последующего использования своей инициативы при адаптации к хаотичному и постоянно меняющемуся полю битвы. Хотя российская армия модернизировалась при Владимире Путине, она никогда не имела децентрализованной структуры командования и управления, которая является отличительной чертой вооруженных сил НАТО, и которую переняли украинцы.

«Русские не дают своим солдатам полномочий, — объяснял Загороднюк. — Они приказывают своим солдатам идти из пункта А в пункт Б, и только когда они доберутся до пункта Б, им скажут, куда идти дальше, а рядовым редко говорят, почему они выполняют какую-либо задачу. Это централизованное командование и управление могут работать, но только тогда, когда события идут по плану. Когда план не срабатывает, их централизованный метод проваливается. Никто не может адаптироваться, и вы получаете вещи вроде 40-километровых пробок под Киевом»

Недостаточность информирования российских солдат перекликалась с историей, рассказанной мне Джедом, которая наглядно продемонстрировала последствия такой нехватки информации. Во время неудачного ночного штурма его траншеи группа российских солдат заблудилась в близлежащем лесу. «В конце концов они начали кричать. Они понятия не имели, куда идти».

Когда я спросил, что с ними случилось, он ответил мне мрачным взглядом.

Вместо того чтобы пересказать эту часть истории, он описал преимущество украинцев в технологии ночного видения. Когда я сказал ему, что слышал, что у украинцев не так уж много очков ночного видения, он ответил, что это правда и что им нужно больше. «Но у нас есть «Джавелины». Все говорят о «Джавелинах» как о противотанковом оружии, но люди забывают, что у «Джавелинов» тоже есть CLU (командно-пусковой блок, пристыкованный к пусковой трубе – ред.)».

CLU представляет собой высокоэффективную тепловизионную оптику, которая может работать независимо от ракетной системы. В Ираке и Афганистане мы часто брали с собой на задания по крайней мере один «Джавелин», но не потому, что ожидали встретить танки «Аль-Каиды», а потому, что CLU был очень эффективным инструментом. Мы использовали его для наблюдения за перекрестками и контроля, чтобы никто не закладывал самодельные взрывные устройства. Дальность действия Javelin превышает милю, CLU эффективен и на этом расстоянии, и за его пределами.
Украинский боевой дух

Я спросил Джеда, с каких дистанций они вступают в бой с русскими. «Как правило, украинцы поджидают их и устраивают засаду довольно близко». Когда я спросил, насколько близко, он ответил: «Иногда пугающе близко». Он описал одного украинского солдата, которого он и еще несколько англоговорящих прозвали «Маньяком» из-за риска, на который он идет, вступая в бой с русской бронетехникой:

"Маньяк был милейшим парнем, совершенно кротким. Потом в драке парень превращался в психа, храброго как черт. А потом, после боя, снова становился милым, кротким парнем".

У меня не было возможности проверить рассказанное Джедом, но он показал мне видео, снятое им в окопе, и, судя по нему и деталям, которые он рассказал о своей службе морпехом, его история казалась правдоподобной. Чем дольше мы разговаривали, тем больше разговор отклонялся от технических параметров военного потенциала Украины к психологии украинских военных. Наполеон, участвовавший во многих битвах в этой части мира, заметил, что сила морали втрое важнее физической. Я размышлял над этой фразой, пока мы с Джедом допивали чай.

В Украине — по крайней мере, в этой первой главе войны — слова Наполеона подтвердились, оказавшись во многом решающими. В моем предыдущем разговоре с Загороднюком, когда мы обсуждали множество реформ и технологий, давшим украинским военным преимущество, он быстро указал на одну переменную, которая, по его мнению, превзошла все остальные.

"Наша мотивация — это самый важный фактор, важнее всего прочего. Мы боремся за жизнь наших семей, за наших людей и за наши дома. У русских ничего этого нет, и взять им это неоткуда".